Криптовалюты: общие правовые вопросы
Информационные технологии - совершенно различные отрасли; и в целом технологическое развитие редко обращает на себя внимание юридической профессии. Однако, криптовалюты в этом смысле являются исключением из правила.
Последовательная правовая терминология в отрасли еще полностью не сформировалась. Например, в правовой сфере могут встречаться термины «криптовалюта», «виртуальная валюта» или «токен». Сейчас в России более прочно закрепился термин «криптовалюта», однако в зарубежных правовых системах часто используется термин «криптоактив».
В Европейском Союзе в наиболее актуальном специализированном нормативном акте, Markets in Crypto-Assets Regulation, используется «криптоактив», а в более ранних документах – например, так называемой Пятой директиве по борьбе с отмыванием денег, – термин «виртуальная валюта». В Дубае Закон «О виртуальных активах», как и следует из названия, применяется в отношении «виртуальных активов».
В настоящем кратком обзоре мы не будем акцентировать внимание на правильном использовании терминологии. По аналогии с подходом Евросоюза, наш термин – «криптоактив». К числу «криптоактивов» мы относим, среди прочего, наиболее известные токены, такие как Биткоин или Ethereum. Хотя для юридической консультации такое свободное использование терминологии не подошло бы, но оно вполне подходит для обсуждения общих принципов соответствующего законодательства.
Первые официальные документы, касающиеся криптоактивов стали появляться когда криптоиндустрия стала приносить заметные доходы. В этот момент налоговые органы, по-видимому, отметили, что существуют некоторые неопределенности налогообложения криптоактивов. Например, налоговые органы Великобритании в 2014 разъяснили, что торговля “токенами” за национальные валюты не облагается НДС; и наоборот, продажа товаров или услуг, облагаемых НДС, с оплатой Биткоин’ом (или другими токенами) облагается НДС по “общим” правилам. Разницы обменного курса, возникающие при операциях с токенами подлежат налогообложению так же, как и при операциях с национальными валютами. Таким же образом, прибыль от операций на крипторынках облагается подоходным налогом или корпоративным налогом, а в соответствующих случаях – налогом на прирост капитала.
Итак, на первоначальном этапе адаптации правовых систем к криптоактивам, правительства разрешили неопределенности в области налогообложения. Следующим шагом было разрешение правовых вопросом, связанных с неплатежеспособностью: в случае ликвидации конкурсной массы, подлежат ли криптоактивы реализации в общем порядке, применимом к другими вещам? как арбитражный управляющий должен относиться к криптоактивам: как к обязательственным правами или как правами собственности? В последнем случае, по крайней мере теоретически, ставит арбитражных управляющих более выгодное положение, поскольку права собственности могут быть заявлены в отношении любых третьих лиц (а обязательственные права – только в отношении конкретного(ых) должника(ов)). В Великобритании, например, правоприменительная практика достаточно быстро определилась с тем, что криптоактивы имеют характер вещных прав.
На первый взгляд, вещная природа прав на криптоактивы может показаться очевидной, но это не совсем так. Например, суды в Японии, в процессе, касающемся несостоятельности криптобиржи MtGox Co., пришли к противоположному выводу (т.е. суды не согласились с тем, что права на криптоактивы носят вещный характер). Хотя и в Японии ситуация быстро изменилась – были приняты изменения в Закон о платежных услугах, в которых было указано, что криптоактивы должны рассматриваться как «вещная стоимость» (property value).
Но можем ли мы в общем случае утверждать, что криптоактивы являются вещной собственностью? Ответ, вероятно, «да».
В различных юридических обзорах, подготовленных по заказу для западных регуляторов, часто указывается, что криптоактивы обладают всеми признаками вещной собственности, включая, например, свойства эксклюзивности использования и возможность контроля (за криптоактивами).
С точки зрения системы общего права (т.е. англосаксонской правовой системы), ответ на вопрос о природе прав на криптоактивы не очевиден, так как здесь выделяется всего две формы (вещной) собственности: things in possession и things in action. В первую категорию входят предметы, которыми можно физически владеть, а к второй категории относятся второе “бестелесные” предметы, права на которые могут быть реализованы только через предъявления требования конкретному лицу (например, должнику по долговой расписке).
Криптоактивы невозможно отнести к категории things in possession так как криптоактивами нельзя физически владеть (как этого требует закон); криптоактивы также вряд ли входят в категорию things in action, так как (i) на блокчейне, таком как, например, биткойн, неясно, кто является конкретным должником, которому можно предъявить требование, вытекающее из “владения” криптоактивом; и (ii) на практике достаточно очевидно, что права владения криптоактивами можно осуществлять без предъявления требований какому-либо должнику.
Поскольку во всех практических аспектах криптоактивы ведут себя как объекты вещного права, уже получила распространение теория, согласно которой должна существовать и иные категории вещного права собственности (не только things in action и things in possession). Такое видение, например, отражено в Legal Statement on Cryptoassets and Smart Contracts, para. 86 (UKJT) и Digital Assets: Final Report, para.3.49 (Law Commission).
Из невозможности физического владения криптоактивами вытекает и то, что на них не могут распространяться некоторые виды залогов (обеспечения исполнения обязательств). Например, вида залога – pledge, – при котором залоговый актив должен быть передан залогодержателю, не можем применяться в отношении криптоактивов.
Но, пожалуй, наиболее важной особенностью криптоактивов является то, что они на считаются товаром (goods) в общих системах права. Следовательно Sale of Goods Act 1979 не применяется к сделкам купли-продажи криптоактивов и сторонами, скорее всего, необходимо будет прописывать дополнительные договорные условия для того, чтобы достичь коммерчески предполагаемого результата.
В практике коммерческого оборота криптоактивы часто рассматриваются как валюта. Некоторые регулирующие органы прямо указывают на то, что токены могут выступать в роли средств платежа и в некоторых случаях будут регулироваться как e-money. Здесь можно также отметить, что в Сальвадоре Биткойн был признан законным платежным средством; и на протяжении небольшую периода времени, Биткойн также был признан законным платежным средством в Центральноафриканской Республике. Но по общему правилу, криптоактивы не являются законным платежным средством.
Последним вопросом, который мы здесь рассмотрим будет вопрос о праве, применимом к криптоактивам – lex situs, и о том, где криптоактив находится с точки зрения права. Достаточно сложно точно сказать, какой подход к определению lex situs является наиболее логичным. Например, в некоторых обзорах предлагалось использовать подход PRIMA (place of relevant intermediary approach) — по крайней мере, в отношении ICO (см. Financial Markets Law Committee on Initial Coin Offerings: Issues of Legal Uncertainty). Однако, судя по всему, в системе общего права судебная практика пошла по другому пути: например, в деле Tulip Trading Ltd v Van der Laan, lex situs был определен как место нахождения владельца криптоактива.
